Родители и взрослые дети - Наталья Манухина

Или и просить можно?..

Главный страх родителей состоит в том, что если изменишься, дети не поймут, осудят, отвергнут. Поэтому и говорим: «Куда нам, пусть дети меняются, а мы уж по старинке доживать будем». Вот и получается, что, даже когда дети становятся взрослыми, предлагают нам новые отношения и ждут от нас поддержки в своем становлении, мы продолжаем сеять опасения, беспокойство. Фактически мы больше тормозим их, чем помогаем развиваться. Однако законы жизни заставляют их, да и нас самих, неуклонно расти и изменяться, поэтому детям ничего не остается, как отстраняться или даже избавляться от нас, как от старого балласта, – уехав куда-нибудь подальше.

Ну а те родители, которые позволяют себе радоваться достижениям детей, всегда остаются нужными и желанными для них. И странно, тогда родители обнаруживают, что дети признают, что многому хорошему те научили их. И правда, можно заметить, что уже без осуждения и отрицания, открыто дети пользуются тем, что переняли у родителей. На этом фоне тем больше заметными становятся их собственные достижения, в том числе в областях, ранее неведомых родителям. И если те хотят и готовы, дети, оказывается, могут делиться этим с родителями.

Они становятся Учителями нашими, если мы остаемся Учениками в течение своей жизни. Наступает период Взрослого Существования нашей семьи, когда все живут за счет взаимообмена ценностями и интересами, обогащая друг друга и весь мир вокруг себя.

А может, можно и нам самим начать положительно относиться к себе и своим детям, к их и нашим успехам и достижениям?

Так ведь, если подумать, можно было начать и раньше. Хочется воскликнуть: «Почему мы не понимали, что лучше позитивно мыслить и жить? Где же мы были до сих пор?» Одновременно приходит радость оттого, что все же нам это досталось, пришлось на нашу жизнь и отношения.

Присоединяйтесь, и вам удастся это еще лучше!

Долг, вклад или прорва бездонная?

«Родители и учителя – это в первую очередь дающие, а дети и ученики – берущие. Правда, родители тоже получают что-то от своих детей, а учителя от своих учеников. Но равновесия это не восстанавливает, а лишь смягчает его отсутствие.

Но родители сами были когда-то детьми, а учителя – учениками. Свой долг они погашают, передавая следующему поколению то, что получили от предыдущего. И ту же возможность имеют их дети и ученики»4.

Но что такое «равновесие»? В чем оно измеряется? Насколько вообще оно необходимо? И какое – постоянное или время от времени? А может быть, мешает исходное мнение, что это невозможно? Ведь тут важно, что именно для дающего (учителя, родителя) значимо получить в ответ, т.е. какую именно отдачу они примут как ценность, достойную тому, что они давали. И это часто иные категории. В ответ за знания, уход, материальное содержание, безопасность они хотят уважение, благодарность, признательность, память о себе, а еще успехов у тех, кому они давали. В этом смысле родители, скорее, делают вклад в детей, который вернется им благополучием этих самых детей, а может, и дальше – внуков, но не благополучием самих родителей. Отдача тем же самым – это отдача долгов. А отдача продвижением вложенного (даваемого) – это приумножение вклада.

Наделение детей неизбежностью долга, который «они погашают, передавая следующему поколению», порождает с их стороны:

– протест против родителей: «Я вам ничего не должен» или «Вы, воспитывая меня, лишь выполняли свой родительский долг»;

– протест и одновременно ощущение долга перед своими детьми: «Не хочу их делать своими должниками», «Я своим родителям должен был, теперь мне мои дети должны», «Я тоже хочу отдачи от детей, а они от своих детей, поэтому они должны родить мне внуков – мне в радость подтверждения не зря прожитой жизни, а для себя тех, кому они передадут свой долг» или: «Не хочу иметь детей. Зачем себе спиногрызов на шею сажать. Мне от них одни заботы, а любить они будут своих детей»;

– идею, что жизнь родителя – это создание долга у детей, поэтому дети «в долгах, как в шелках», которые растут от их рождения до смерти родителей. Появление собственных детей запускает передачу долга. Но тогда бездетные так и умирают сами должниками? Перед кем?

– череду отказов: от права создавать и получать что-то для собственной жизни, от пользования собственными достижениями. Фактически это отказ от права признавать как сами достижения, так и факт использования их результатов в дальнейшем. Это порождает отказ признавать и испытывать чувства удовлетворения и удовольствия. «Вся моя жизнь в детях, мне для себя ничего не надо». Отказ от собственной жизни, существования и, как следствие, отсутствие смысла жизни. Отказ от созидания в пользу накопления и передачи долгов.

Так возникает долговая яма, пополняемая из поколения в поколение…

Что и как можно нам сделать, чтобы жизнь наполнялась плодами, а не долгами?

Если в младенчестве за нас говорит наша природа, и мы подаем лишь соответствующие телесные и звуковые сигналы о том, что нам надо, то обретая речь, управляемое поведение, осознанное мышление, мы достаточно быстро вступаем в период переговоров. Появляется все больше ситуаций, когда для того, чтобы получить, надо попросить, а в ответ услышать как согласие, так и отказ. Согласие позволяет удовлетворить нашу потребность немедленно, а отказ побуждает к дальнейшему поиску средств для этого.

Чем раньше родители признают в своем ребенке «переговорщика», тем больше у них шансов наладить равноправное общение в течение последующей жизни, обеспечивая себе тем самым «значимый голос» в старости. Те же, кто не признавал права совещательного голоса за детьми, не получают от них собственного принятия в старости.

При этом признание и принятие мнения друг друга не означает согласия с ним. Напротив, появляется разрешение в ответ на просьбу и представленную точку зрения высказать и собственное мнение. И тогда спрашивающий просто получит ответ, насколько отвечающий согласен с ним или готов удовлетворить прозвучавшую просьбу. И если не хочет или не может, то это позволит просителю искать другие пути ее удовлетворения.

Так, родители могут согласиться со своим ребенком или отказать ему. Например, оплачивать его обучение в институте, празднование свадьбы, поездку с друзьями на отдых или участвовать в принятии им решения сменить вид деятельности, увлечения. И это станет побудительным моментом к тому, чтобы ребенок:

– или стал искать эти средства где-то и у кого-то еще;

– или вступил в дальнейшие переговоры с родителями, беря на себя какие-то обязательства.

Если же родители и дети не вступили в стадию переговоров, то будут страдать сами отношения: появятся конфликты со взаимными обвинениями, или отношения даже могут быть разорваны. Таким образом будет поставлена под сомнение ценность этих отношений и, как следствие, их создателей – друг для друга и для самих себя. Произойдет обесценивание отношений, породивших жизнь. Обесценивается жизнь тех, кто родил, и тех, кто родился в этих отношениях. Обесцениваются они сами как личности. Остаются виноватые должники.

Долг нельзя погасить, отдав другому, не тому, у кого брал. А вот вклад можно накапливать и продвигать. Долг – это гнет, вклад – поддержка.

Вклад – это предоставление кому-то в пользование результатов своих достижений на договорных условиях: под проценты, в обмен на что-либо, для создания чего-нибудь ценного для вкладчика в дальнейшей перспективе.

Вклад – это право вкладчика, во-первых, на подтверждение, что он принят, и, во-вторых, на получение отдачи от него в том виде и тогда, когда и как это понадобится вкладчику.

Так, кладя деньги в банк, мы получаем карточку для пользования своими процентами, и договор, где указаны условия их начисления.

Единственное, чем отличается вклад родителей в детей от вклада денег в банк, – вклад в детей пожизненный. Родители не могут его забрать или получить, кроме процентов, все полностью, что вложили.

Однако реально им это и не нужно. Вкладывая в детей, мы можем надеяться на получение «процента» в старости: их внимание, помощь, уход или что-то, что нам тогда будет нужно, и они смогут дать. Именно «дать», а не «отдать». Ведь родителям не нужно, чтобы их нянчили, содержали полностью, вскармливали и обучали?! Это все они получили от своих родителей, когда сами были ДЕТЬМИ. Потом сами давали то же своим детям. Это все пройденные этапы для каждого человека однократно в его жизни. Помощь же и уход за СТАРИКАМИ совсем иные. Да и потребности у детей и стариков разные. Есть лишь формальное сходство в физическом бессилии и малой социальной защищенности. Но и это сходство мнимое: у детей ничего еще нет, ими еще ничто не создано, а у стариков уже нет сил воспользоваться тем, что ими же было создано. Дети и являются той базой, в которую мы вкладываемся, чтобы потом черпать свои проценты. Ведь там не все наше, так как дети постепенно все больше создают своего. Надо учиться отличать. Принцип «разделяй и властвуй», пожалуй, в этом случае может звучать как «разделяй и пользуй».